"Мартовские Иды" Торнтона Уойлдера - необычная вещь. Исторический эпистолярный роман, составленный из писем, которые описанные личности не только никогда не писали, но и не могли написать, - разве это не необычный жанр? Впрочем, этот формат вполне оправдан тем, что Уайлдера интересуют не исторические события, а жизненная философия и человеческая психология, которые он на примерах условных (относительно истории, но очень живых как личности) Цезаря, Катона и Клодии Пульхры и изучает.
Поначалу широта затронутых тем и разнообразие сюжетных линий смущают: мы наблюдаем за скандальной славой Клодии Пульхры и её попытками то ли восстановить свою честь, то ли отомстить всему Риму и лично Цезарю за какое-то непоправимое, мучительное разочарование; наблюдаем за безнадёжной влюбленностью в неё Катона, которому эта связь приносит бесчисленные унижения; за Цезарем, когда он думает об отмене религиозных культов и когда он подвергается покушениям, за его отношениями с женой и его отношениями с Клеопатрой...
Однако постепенно тема романа проступает всё яснее, и становится видно, что нет тут ни единого письма, посвящённого чем-то иному. Речь идёт о свободе. Цезарь тяготится религиозными обрядами, из-за которых он не может приступить к важным государственным делам, если птицы летят не в ту сторону, и сетует на то, что граждане не желают ничего делать для пользы Рима, ибо верят, что боги не допустят его гибели; однако в отношении религии и судьбы его по-настоящему волнуют более фундаментальные вопросы: был ли он действительно избран и вознесён богами, или его положение - результат лишь его решений и лишь его усилий? Положить жизнь на благо Рима, как он его понимал, - его собственный выбор или неизбежный долг как гражданина и патриция? Клодия Пульхра не пишет обо всем этом так прямо, как Цезарь (прежде всего, вероятно, потому, что у неё нет столь доверенного корреспондента, как Туррин), однако что есть все её крупные и мелкие подлости и провокации, как не поиск границ свободы, которую она, очевидно, однажды ощутила, но которую не в силах вынести; но и несвободу быть чьей-то возлюбленной (чего она, конечно, не могла вольно выбрать) она вынести не может. Катулл, напротив, образец осознанной несвободы, ибо он мучительно и непоправимо порабощён своей любовью и знает о своём рабстве, в отличие от прочих людей, избегающих действительной свободы, но не сознающих этого (и ли же обвиняющих, например, Цезаря, будто он эту свободу отнял).
Подлинно свободным, то есть способным принимать решения и нести за них ответственность, оказывается лишь Цезарь. "Как страшен и величествен был бы удел человека, если бы он сам, без всякого руководства и утешения извне, находил в самом себе смысл своего существования и правила, по которым ему следует жить." Но и он этот страшный удел не в силах выдержать до конца, поскольку в своей свободе Цезарь непонят, одинок и наиболее ненавистен тем, кого сам всего более уважает. Финал у романа пессимистичный - Цезарь, в сущности, совершает самоубийство, оставив читателю последнюю загадку: свобода ли это - вольно покориться судьбе?..
Роман замечательно написан. Во-первых, как мне кажется, очень удачно воспроизведён эпистолярный стиль соответствующей эпохи; во-вторых, Уайлдер очень постепенно погружает нас как в сюжет, так и в идеи своего романа, и по мере этого погружения мы по-новому начинаем видеть уже прочитанное, обнаруживаем, что ни одно письмо не было случайным и второстепенным, видим, как случайные обмолвки получают далеко идущие последствия или, напротив, намекают на значительные события, уже свершившиеся.
"Мартовские Иды" - сильный, глубокий и обладающий несомненными литературными достоинствами роман, интересный совершенно вне зависимости от интереса к Юлию Цезарю и его эпохе.