Вообще слово "депрессия" затрепали, мы его употреблять не будем. Это, вообще-то, довольно серьёзная болезнь, и называть так своё дурное настроение не более разумно, чем, скажем, определять злость как саркому или вывих плечевого сустава. А вот подавленности у нас в избытке, знаете ли.
Раз за разом биться в стену может быть весьма обескураживающе, но ещё неприятнее осознание, что стена - это ты. А если это открытие - не первое такого рода, и того досаднее. Начитнаешь подозревать, что ты то ли в сломанном аппарате жизнеобеспечения, то ли просто уродливое насекомое в хитиновом панцире - ни до одной возможности не можешь дотянуться, существуешь, запертый в самом себе - сплошном несовершенстве, чтоб не сказать резче. Это, разумеется, преувеличение и едва ли верно (впрочем, сейчас я верю в предыдущую фразу, а в этой лукавлю, повинуясь голосу здравого рассудка, а не внутренней убеждённости), но ведь мы говорим о подавленности - а она проявляется вот так. И, разумеется, это ощущение лишь ещё больше мешает сделать что-то продуктивное...
Одно дело - не мочь что-то получить, другое - не знать, что тебе нужно. Или иметь объективную возможность получить, но не иметь субъективной возможности взять. Кстати, ещё одно неприятное свойство подавленности и безнадежности заключается в том, что она, как мороз, холодит всё, до чего достанет, и оно начинает холодить тоже... Иначе говоря, если дать ей - себе - хоть немного воли, тоска и бессилие тут же охватывают всё или почти всё твоё существо, заставляя глядеть под самым мрачным углом даже на вещи, по сути ничуть не связанные с начальным источником подавленности.
Впрочем, всё не так уж и плохо. Это и вообще очень отрадное свойство таких состояний - на самом деле всё всегда не так уж плохо; а в данном случае не так уж и плохо даже в сравнении с прежними опытами в этом отношении.