"Маркиза де Сад" - это нечто наподобие "В ожидании Годо": в центре сюжета стоит отсутствующий персонаж, с которым связаны все эмоциональные конфликты героев, все их величайшие надежды и опасения, которого всяк трактует в соответствии с собственными воззрениями и склонностями. Маркиз де Сад - собственно, не образ, а только линза, фокусирующая самые разнообразные взгляды на... а вот на что - это вопрос. На нравственность? Зло? Долг? Страсть? В сущности, ответ тоже у каждого героя свой. Занятно, что такую же протеическую природу демонстрирует и маркиза де сад - я не смог обнаружить в образе Рене единого стержня, единой темы, собственно, этот образ распадается на несколько разных, как минимум - по действиям: в первом действии это воплощение высокой и чистой любви и верности, во-втором - патологическая мазохистка, прикрывающая стремление страдать лицемерными соображениями долга, а в третьем - философ, искательница предельного морального оправдания бытия. Лично мне это изрядно мешало воспринять пьесу. Хотя я и понимаю, что требовать от пьесы реалистических характеров было бы глупо - это произведение символическое и условное. Другое дело, что остальные герои не выходят из образа на протяжении всего сюжета, но образы оттого не становятся менее гротескными.
Если б мне пришлось описать "Маркизу де Сад" в нескольких слова, я сказал бы, что это пьеса, где диалоги - это перемешанные монологи, поскольку ни один из персонажей не слышит других - и просто не способен услышать. Мисима, в сущности, рисует мир тотального одиночества, где взаимонепонимание исключает даже возможность контакта, хоть бы и в самом жарком споре самых близких родственников; собственно, отсутствующий де Сад - единственный, с кем контакт возможен именно в силу его фантазийности (не этим ли он так привлекает всеобщее внимание?). Это весьма изящно передано в диалогах, без излишней, при том, абсурдности.
Тем не менее, мне приходилось напоминать себе о символической природе пьесы, поскольку лично меня периодические многословные дифирамбы кровавым потёкам на лилейной коже и прочему (а более - попытки выдать это за некую философию всеобъемлющего толка) несколько раздражали; да и вообще сексуальные перверсии, по мне, не тема, заслуживающая целой драмы (Мисима и не ей посвятил своё произведение, но это не совсем очевидно).
Но при всей неоднозначности "Маркизы де Сад", её прочтение поностью оправдывается финалом. Финал великолепен. Последние две-три страницы пьесы ясно показывают, что Юкио Мисима - очень талантливый человек. Сильный финал - вообще очень важная составляющая именно драматического произведения, и у "Маркизы де Сад" одна из лучших концовок, что мне известны. Она даёт нужное освещение всему предшествующему и придаёт пьесе цельность. Я в восторге.
Но "Мой друг Гитлер" мне понравился больше. Начать, пожалуй, стоит с того, что в этой пьесе исторический контекст более важен, чем в "Маркизе де Сад" (где он предельно условен и связан, по сути, лишь с символичностью имени маркиза); конечно, она неисторична, это в первую очередь образное, отчасти условное повествование, но описывает именно и специально вполне определённый момент истории и - помимо прочего! - является комментарием к нему. Я лично никак не могу назвать, в рассуждение этого, "Мой друг Гитлер" антифашистской пьесой (хотя, конечно, и противоположное было бы несправедливо); в сущности, идея пьесы в том, что национал-социализм не имел отношения к государству Третий Рейх, что оно было создано помимо и вопреки национал-социализму, что Гитлер предал идеалы НСДАП и поддался влиянию старого генералитета и крупной буржуазии. Но всё-таки, повторюсь, политика и история (в том числе, надо думать, и реальные) были для Мисимы в первую очередь символами чего-то более личного. К нему и перейдём.
Надо сказать, до самого финала меня озадачивал образ Гитлера. Он явно выбивался из ряда других персонажей, был неверибелен и невыразителен. Дело, как я понял задним числом, в том, что Гитлер (когда не стоит на балконе, но это - иное, публичное, в пустоту) не произносит до финала речей такого рода, каких люди никогда в реальной жизни не произносят. Рем, недалёкий, но непоколебимо верный боец, голубой как небо над Рейном, суховатый и умный Штрассер, пламенно говорящий о революции как о чём-то священном, даже Крупп, будто бы противопоставленный этим партийным романтикам, с фанатическим упоением твердит о воле железа... И только Гитлер слишком приземлён, слишком по-обывательски человечен, у него нет мечты, которая была бы больше его самого. За это он отчаянно ненавидит Рема, у которого такой идеал есть, который с оскорбительной уверенностью полагает, что Гитлер его разделяет. Но в итоге он приобретает идеал, выковывает его из этой ненависти...
Не могу не отметить, что Крупп - фигура совершенно мефистофилевская: он обо всём осведомлён и пользуется этим, чтоб поддразнивать собеседника, искушать его и провоцировать, он всегда насмешлив и подавляет своим презрительным спокойствием... Демоническая фигура, дирижирующая этой драмой. Однако когда Гитлер уничтожает своих соратников, когда он совершает - хоть и под влиянием Круппа - свое первое подлинно жестокое преступление, тот дух зла, что прежде воплощался в старом промышленнике, почти зримо покидает его и овевает вдохновенного рейхсканцлера.
Интересен образ Рема. Он подан явно довольно иронично: нельзя не отметить, до чего наивен лидер штурмовиков, как он грубовато-прост, его солдафонство кажется даже гиперболизированным... Но при этом кристальная верность придаёт Рему удивительное достоинство. А учитывая историю жизни Мисимы, нельзя не задуматься, не видел ли он в вожде СА (как он сам его описал) некий идеал?...
Обе пьесы очень сценичны - легко вообразить, как они должны смотреться на сцене, и смотреться они должны хорошо. Даже захотелось специально посетить какой-нибудь спектакль по Мисиме и проверить это впечатление...